17 октября

17 октября, на восьмой день своей поездки, я должен был быть на вокзале в 8:15, за полчаса до отправления автобуса. Несмотря на то, что Агне вернулась с вечеринки в четыре утра, она стоически поднялась с постели, покормила меня завтраком, торжественно проводила и сказала кучу приятностей на прощание. Я пошел на вокзал, был там как раз вовремя. На остановке сидел какой-то мужичок, потом стали приходить еще люди, мы все ждали, было уже без пятнадцати девять, и я начал нервничать. Но памятуя о том, что автобус из Орхуса запоздал минут на 15, я стал ждать дальше.

Пришел какой-то автобус, высадил народ, но никому не разрешил садиться. Мы удивились, но промолчали. Автобус уехал. На часах уже девять, и я вижу, что народ начинает нервничать. Мы ждем, приходит автобус в Варшаву, потом в Мадрид.

Кое-кто уехал, а я стал узнавать у людей, куда они едут. Тот самый мужичок, который был на остановке, когда я туда пришел, сказал, что он и его друзья едут в Лондон, а насчет Копенгагена они ничего не знают. А уж после того, как в четверть десятого пришел лондонский автобус с правым рулем и практически все ожидавшие в него погрузились, я совсем потерял покой. Решив, что тот первый автобус, в который нам не разрешили сесть, как раз и был мой, я, в отчаянии кусая локти, пошел в офис «Eurolines», который только-только открывался и рассказал, что со мной случилось. Женщина, которая там работала, позвонила в Амстердам, где ей сказали, что никакой задержки не было, автобус ушел по расписанию. Тогда мне стало совсем худо от осознания того, что мой билет стоимостью в 459 крон пошел коту под хвост, а мне с моими 300 датскими кронами нечего вообще делать в Голландии.

Женщина эта все что-то выясняла, звонила, и вдруг оказалось, что в расписании автобуса Амстердам-Копенгаген произошли изменения: вместо 8 часов он стал отправляться из Амстердама в 7 утра. Тогда все стало на свои места. Но сразу же возникла куча других проблем. Сотрудница офиса сообщила мне, что хотя в данной ситуации нет моей вины, они не могут возместить мне стоимость билета, поскольку он был продан в Дании. Они стали звонить в Орхус, узнавать что-то, потом она написала мне телефон некой Хайди, которой я должен был позвонить и потребовать с нее возмещения стоимости билета.

Тем временем мне нужно было как-то возвращаться в Данию. Мне предложили на выбор две возможности: 1) либо ехать автобусом на следующий день вечером, чтобы быть в Копенгагене утром 19 октября, 2) либо ехать поездом утром 18-го и быть в Копене вечером того же дня. Автобус стоил 135 гульденов, поезд - 220, но у меня было только 90, в пересчете с датских крон. И к тому же очень не хотелось, чтобы у меня пропал еще один билет, теперь уже на концерт «Мумий Тролля». Женщина, которую мои проблемы, казалось, совсем не волновали, сказала, что я могу прийти, если надумаю, к ним в офис за билетом.

В состоянии полной прострации и фрустрации я пошел куда глаза глядят со своими сумками. Глаза глядели в направлении дома Гинтаре, поэтому я пришел именно к ней. Дверь открыла сама Гинтаре, по пути что-то дожевывая, но когда она увидела меня, то от удивления даже замерла с недожеванной булочкой во рту. «Ты откуда», - все, что она смогла произнести.

Выручать меня начали всем общежитием. Первой естественной мыслью было занять денег у Гинтаре, но у нее столько не было. Второй не очень естественной, но почти безальтернативной мыслью стал автостоп. Мы посмотрели карты, посоветовались с поляком, я получил необходимые инструкции от более опытных хитч-хайкеров и побрел на другой конец города, где находился так называемый «хитч-хайкинг пойнт» - место, где на выезде из города установлен специальный дорожный знак с поднятым большим пальцем и где обычно народ голосует.

Уже на месте я нарисовал себе табличку с названием близлежащего города: «Апельдоорн», и стал ждать, пока кто-нибудь остановится. Ждал с половины двенадцатого до двенадцати. Так мне никто и не остановил, я разочаровался в успехе этого предприятия и пошел искать телефон, чтобы позвонить своей одногруппнице-голландке Карин, которая в это время была в Утрехте, и попросить денег у нее.

Но все близлежащие автоматы оказались карточными, поэтому пришлось возвращаться на вокзал (а это опять идти через весь город!), чтобы позвонить. Но перед этим я еще минут 20 стоял и голосовал, но все машины проносились мимо… В голову лезли самые дурные мысли от отчаяния…

…Телефон Карин не отвечал, и тогда я позвонил Агне. Она была на работе и чуть с ума не сошла, когда узнала, что со мной случилось. Голос ее звучал сурово, как приговор. Я сказал, что приду к ней в ресторан.

Официантки в ресторане очень удивились, когда я появился там со своим одеялом, и на мою просьбу позвать «девушку из Литвы по имени Агне» недоуменно пожимали плечами. Потом они переспросили, где именно в ресторане она работает, и когда узнали, что моет посуду, тогда вспомнили, кто это такая и проводили меня к ней.

Взглянув на Агне, я понял, что ничего хорошего мне ждать не приходится. Хорошо хоть, что ночевать согласилась оставить. Я договорился с ней, что пойду к ней в общежитие, оставлю там вещи, а сам пойду гулять до вечера.

Но ноги сами понесли меня опять к Гинтаре. Дверь мне открыла какая-то девушка, Гинтаре дома не было, но эта девушка так внимательно на меня посмотрела и спросила что-то по-русски. Я искренне удивился, но потом вспомнил, что это, скорее всего, соседка Гинтаре по комнате. Так оно и было. Вита пригласила меня к себе в комнату, напоила чаем, я оставил у них вещи, а сам хотел идти гулять дальше, как Вита решила тоже пойти куда-то по магазинам. Мы с ней не спеша побрели по улочкам Утрехта, в одночасье потерявшего для меня всякую привлекательность из-за случившихся событий.

Вита показалась мне интересной девушкой: много знает, интересуется кино, в том числе российским, хорошо говорит по-русски. Но когда она меня спросила: «Скажи, а ведь я лучше говорю по-русски, чем Гинтаре», то мне стало как-то не по себе. Лучше-то оно, может, и лучше, но зачем же об этом всем хвастаться и цитировать слова какой-то русской знакомой, которая сказала как-то: «Вита, да ты совсем такая, как мы!»

Но тем не менее мы очень здорово поболтали о кино, о телевидении, о работе, об учебе. Зашли на рынок, в магазины посмотреть сумку Вите, она начала рассказывать, как ей прислали денег, словно дразнила меня.

Вот так мы и шли по какой-то набережной, когда увидели Карин, идущую прямо нам навстречу со своим велосипедом! Не знаю, кто больше был рад встрече: Карин или я. Я решил «брать быка за рога», все сразу ей рассказал про свои приключения. Она зацокала языком, и взяв себя в руки, сказала, что ей нужно проверить свой банковский счет. Но чувствуется, что ей было нелегко на это решиться. Почти все финансовые обстоятельства жизни Карин играли против меня: она уже купила билет до Дании, заплатила за свою учебу в Голландии, и на счету у нее было почти пусто. Но тем не менее, подождав подругу Карин, с которой у нее была назначена встреча, мы пошли в банкомат… Через несколько минут Карин протянула мне долгожданные 150 гульденов! Просто какое-то невероятное стечение обстоятельств!

Я просил Бога послать мне немножко денежек, и он сделал это: за утро я нашел две монетки по 10 центов, но этого было явно недостаточно. И тут Карин сыграла роль феи-волшебницы, которая превращает тыквы в кареты, а Золушек в прекрасных принцесс… Но мне совсем не нужно было превращаться ни в какую принцессу, я хотел превратиться из человека, у которого нет билета Утрехт-Копенгаген в человека, у которого он есть.

Потом Карин, как истинная голландка спросила, как мне нравится ее страна. Но в свете всего произошедшего мои впечатления о Голландии несколько померкли, и я ей об этом сказал. Она театрально помрачнела и сказала: «Give my money back!» Но нетушки! Теперь я еду домой!

Распрощавшись с Карин и клятвенно пообещав ей вернуть долг как только мы все опять будем в Дании, я побежал на вокзал покупать билет. Дама в кассе уже не удивилась, увидев меня, рассказала мне все насчет поездки, поскольку мне предстояло поменять четыре поезда. Я расплатился за билет, добавив к 150 гульденам от Карин обмененные 300 датских крон. Я не нашел лучшего применения оставшимся деньгам, как купить на них гамбургер, дабы отпраздновать свою победу над обстоятельствами…

Потом я опять зашел в ресторан к Агне, рассказал ей, что все со мной благополучно: она так вся и просияла! Потом я пошел к Гинтаре забирать свои вещи, и, проходя по улице, вдруг увидел ее. Я ее догнал, окликнул, а она так вся и вздрогнула: «Тебя что, депортировали?» Я ее успокоил как мог, рассказал все, и мы пошли пить чай.

Гинтаре решила приготовить на ужин яичницу. Но меня это уже не волновало. После всего, что со мной в тот день произошло, я был готов на все, даже на яичницу. Тем более, что она оказалась просто восхитительной: не нечто, залитое яйцами, а какое-то произведение кулинарного искусства из помидоров, сладкого перца, лука и яиц. Эта яичница показалась мне Божьим даром, и поверьте, я ничего ни с чем не путаю!

Потом у меня еще было время, и я стал читать книгу Генри Миллера «Черная весна». Кто бы мог подумать, что я буду читать в Голландии американскую книгу на русском языке, взятую у литовки. Как странно стеклись обстоятельства, однако!

Книжка мне очень понравилась, обязательно в Москве куплю себе Миллера.

Потом я захватил все свои вещи и в очередной раз направился пересекать город в сторону общежития Агне. Она была дома и собиралась на какое-то пати. Но Гинтаре мне перед уходом говорила что-то про это пати, и я стал вспоминать, что именно. Многое не стыковалось с той информацией, которой располагала Агне, поэтому я был послан в качестве гонца к Гинтаре, чтобы все разузнать и позвонить Агне.

Но Гинтаре все где-то ходила, поэтому я опять взялся за Миллера, а когда она наконец вернулась, выяснилось, что тот обед, на который была приглашена Агне, Гинтаре решила пропустить во имя неких белорусских музыкантов, которые должны прийти к ней в гости. Мы с Карин днем видели этих музыкантов на улице, и они пели песню про Катюшу, но в своей собственной версии. Выглядело это так: