13 октября

третьего дня в Париже и четвертого дня всей поездки, 13 октября.

Ночью мне исполнился 21 год, но этот знаменательный момент я проспал, слышал только, что какой-то народ копошился в ночи. Оказалось, что у нас в комнате два новых человека, один из них был из Аргентины, я с ним немножко поболтал, а потом уже надо было освобождать помещение для новых постояльцев, жаждущих провести ночь в этом замечательном хостеле.

Радушные хозяева разрешили нам оставить вещи в кладовке до вечера, так что на Эйфелеву башню мы поехали налегке. Но сначала мы зашли на почту, чтобы купить телефонную карточку и позвонить Есперу, узнать, поедет ли он с нами в Амстердам, а потом еще забронировать места в одном из амстердамских хостелов, адресами которых с нами поделилась одна из Машиных соседок. Еспер спросонья сказал, что в Амстердам он не едет, а в Голландию мы дозвониться так и не смогли, потом плюнули и решили действовать на авось: «Подумаем об этом завтра!»

…Станция метро, около которой возвышается башня, находится не под землей а на улице, сразу после моста через Сену. И уже подъезжая на метро к станции «Champs de Mars-Tour Eiffel», можно начинать любоваться 320-метровой красавицей, которой уже стукнуло 112 лет. Маша сказала, что в башне совсем нет красоты, а один эпатаж. Я же возразил ей, сказав, что для своего времени это действительно был вызов, свидетельство победы технологии над природой, но сейчас она уже не воспринимается так, а стала символом Парижа и на нее автоматически распространился стереотип красоты, поскольку Париж повсеместно считается столицей всего красивого. В моем путеводителе было написано, что «башня была величайшим оскорблением не только для архитектуры Парижа, но и для глаза простого парижанина, для которого ее структурная логика и революционная эстетика была непостижима»…

Как бы то ни было, мы поглазели на металлическое чудо инженера Гюстава Эйфеля с земли, стоя прямо в центре квадрата, образуемого четырьмя «ногами» башни, а потом, с третьей попытки найдя нужную нам «ногу» (мы хотели подняться не на лифте, что дорого и неинтересно, а по лестнице) и пройдя контроль безопасности, наконец-то ступили на первые ступени к вершине!

Лестницы на башне сконструированы таким образом, чтобы обеспечить посетителям максимум безопасности и максимум комфорта. Из-за многочисленных случаев самоубийств с использованием Эйфелевой башни, там была сооружена очень мощная защита в виде всяких решеток и загородок, чтобы никто никуда не упал ни по собственному желанию, ни против него. А чтобы восходящим было не скучно шагать вверх по ступенькам, через каждые 2-3 пролета лестницы установлены специальные таблички на трех языках, где описываются различные памятные события в жизни башни. Из них мы узнали, что на башне в разные годы побывали Юрий Гагарин и королева Великобритании Елизавета Вторая, когда башня была впервые иллюминирована, как она после этого горела и зачем на ней были установлены гигантские часы. Посетители узнают, что однажды на башню затащили слона специально для установления рекорда, а один из французских летчиков, перелетевших Атлантику в 30-е годы, использовал башню в качестве ориентира при подлете к Парижу. На катке, сооруженном на 1 этаже башни, выступали русские медведи-конькобежцы, а одному французу пришла в голову мысль взобраться на башню на ходулях. Потом он на этих же ходулях дошел от Парижа до Москвы.

Первый этаж – это первая смотровая площадка башни. Она самая большая, и уже стоя там, понимаешь, насколько величественно это сооружение даже сейчас, не говоря уже о том, каким чудом оно казалось 100 лет назад. Там можно посмотреть в специальные подзорные трубы на Париж. Стоит 15 франков, но мы все равно посмотрели.

Второй этаж повыше, это как раз середина башни. На самый верх же можно подняться только на лифте. Мы подумали-подумали и решили, исходя из финансов, что лучше пожертвуем обедом и купим билеты до верха. И правильно сделали! Пока стояли в очереди к лифту, встретили одну девушку из Одессы. Ее зовут Женя, и она отлично говорит по-русски. Сама она сейчас живет в Бельгии с каким-то бельгийцем. Мы с ними поболтали, пока стояли в очереди. Очень мило встретить не только русских, но и представителей других дружественных народов, которые говорят с тобой на одном языке, несмотря на все границы, пролегшие между нами…

Вершина башни, конечно, впечатляет! Мало того, что ты поднимаешься на лифте с прозрачными стенками и видишь, как постепенно удаляется земля, так ты еще оказываешься на 300-метровой высоте, откуда весь город кажется совсем игрушечным. Общий цвет Парижа, в отличие от красных скандинавских городов и Таллина, - белый. Москва кажется несколько более разноцветным городом, хотя доминируют в нем серые оттенки, а вот Париж – белый, или даже бежевый. Очень красивый! Там, наверху, есть две площадки: открытая и закрытая. В закрытой части над окнами размещены флаги всех государств-членов ООН и расстояние от Парижа до столиц этих стран. Мы нашли даже два российских города: Москву и Санкт-Петербург. Еще я там встретил двух чехов, с которыми немножко поболтал по-чешски. Так забавно: встретить чехов на самой вершине Эйфелевой башни! Они сами из Брно, а женщина даже учила когда-то русский язык.

Я не ожидал, что наверху будет так жарко! Но ведь мы и впрямь стали на 300 метров ближе к солнцу! Солнце палило вовсю, и никакого ожидаемого мной ветра не было и в помине. И даже плюнуть мы с башни не забыли – соблюли-таки традицию в отличие от аэрофлотовцев, пожаловавшихся нам, что они забыли плюнуть с высоты.

Вдоволь налюбовавшись красотами Парижа с высоты 300 метров, мы решили спускаться вниз. Маша хотела позвонить своей маме, но безрезультатно. Тогда она решила отправить ей сообщение на пейджер. «Мама, я звоню тебе с Эйфелевой башни…», - сказала Маша, и девушка-оператор, которая принимала звонок, от удивления даже переспросила, откуда-откуда она звонит.

От башни мы решили пойти к увиденной сверху статуе Свободы. Ведь это именно французы на 100-летнюю годовщину независимости США подарили американцам Статую Свободы (сделанную, кстати, из русского металла), а себе оставили уменьшенную копию. Вот к этой-то копии мы и направились. По дороге зашли в какой-то симпатичный магазинчик, который претендовал на то, чтобы быть дорогим, нашли там бутылку самого дешевого вина (35 франков, но независимо от цены французское вино все хорошее, просто по определению) и пирожные «Мадлен», о которых писал Марсель Пруст и о которых нам несколько раз так самозабвенно рассказывала Кустова. Вообще, в Париже я вспомнил Людмилу Сергеевну трижды: «англичане очень любят своих королевских» (мемориал Дианы), «я купила французский батон, который сама не заметила, как весь съела» (мы тоже попробовали этот французский хлебушек на завтрак в хостеле) и «когда Пруст пробовал пирожное «Мадлен», он сразу вспоминал, как его угощала им в детстве бабушка» (пирожные «Мадлен»).

Но нас никакая бабушка ничем не угощала, да мы и не просили. А пройдя по мосту через Сену, мило устроились на берегу реки прямо напротив здания «Radio France», на траве, как настоящие русские студенты. Посуды у нас не было, слава Богу, догадались попросить открыть бутылку в магазине. Но тут мне вспомнились уроки ручного труда в начальной школе и то, как нас учили делать бумажные стаканчики. Поколдовав с листком бумаги, я сделал-таки стаканчик, из которого можно было пить. По крайней мере, один раз точно. Потом мы придумали складывать стаканчики из глянцевых листков путеводителя, взятого еще в орхусском туристическом бюро. Вот так, тост за тостом, стаканчик за стаканчиком мы и отметили мой день рождения в Париже. Вино быстро ударило в голову, да еще потом весь вечер пить хотелось. Но Маша мне пожелала столько всего хорошего, что просто стало очень приятно и захотелось жить дальше прямо до 100 лет, как поется в шведской деньрожденческой песенке.

Сфоткавшись на фоне зеленой женщины в короне и с факелом в руке, мы опустились в метро и поехали на кладбище Пер-Лашез, где похоронены, среди прочих, Айседора Дункан и Эдит Пиаф, Оскар Уайльд и Марсель Пруст, Бальзак и Мольер, Морис Торез и Джим Моррисон. На схеме так все было понятно, где чья могила, но когда мы пошли по одной из аллей, то смогли найти только могилу какого-то русского солдата, почему-то с пятиконечной звездой на памятнике, хотя похоронен он был до революции… Кладбище, конечно, не самое лучшее место для прогулок, но западные кладбища больше похожи на парки, особенно в Копенгагене. На Пер-Лашез же похоронено очень много людей, и там стоит много всяких католических склепов, и нет никаких особых оград, как у нас. Кое-где и невысокие. Мы дошли до главного входа, уточнили по схеме, куда дальше идти, но тут женщина в полицейской форме вдруг начала всех сгонять и кричать «ферме, ферме» («закрыто»). Пришлось нам уйти несолоно хлебавши, не увидев ни Мольера, ни Моррисона, ни Айседоры Дункан…

Хотели мы солоно похлебать в студенческой столовой на бульваре Дидро, благо Машина карточка к тому времени нашлась, но в связи с субботой она была закрыта. Опять пошли несолоно хлебавши…

Тогда мы направились в близлежащий супермаркет и купили там кучу всего. Из остававшихся у меня 40 франков я отдал за все это безобразие 39, но зато мы поужинали очень сытно и вкусно. Опять же попробовали настоящий французский сыр! Ужинали на той же скамейке, что и накануне.

У нас еще оставалась куча времени до того, как нужно было забирать наши вещи из хостела, и мы пошли в прощальную бродиловку по парижским улицам. Разговаривали обо всем, делились взглядами на жизнь, обсуждали парижские впечатления, долго дискутировали на темы воспитания и поведения в тех или иных ситуациях, рассказывали друг другу про свои семьи и свою жизнь.

Так за разговорами вышли на площадь Бастилии, где когда-то возвышалась знаменитая парижская тюрьма, разрушенная революционерами в 1790 году. Потом прошли по набережной Сены, понаслаждались ароматом настоящих французских роз, попрощались с Парижем.

Забрав из хостела свои вещи, мы в последний раз спустились в ставшее уже привычным парижское метро, прошли в последний раз вдвоем по одному билетику, и поехали на автовокзал. Там все бегали в туалет пить воду, даже с собой набрали в бутылочку. Еще интересно так там сделано: в кабинки вход стоит два франка, а писсуарами и умывальниками можно пользоваться бесплатно. Мужикам-то ладно, а вот женщинам… Но Маша умудрилась проскользнуть в одну из кабинок, когда оттуда кто-то выходил. А когда я пошел последний раз попить водички, во всех четырех умывальниках мыли ноги четыре мужика! Я, конечно, пить не стал, а поскорее оттуда убежал.

Позвонил Лисе в Копенгаген, договорился, что приеду 17-го вечером к ней ночевать, а Маша позвонила домой. Но карточку до конца мы так и не проговорили.

Вскоре нас позвали на регистрацию, дали нам посадочные талоны, но мы по непонятным причинам пропустили момент, когда надо было класть вещи в багажник, поэтому в автобус нам пришлось лезть со всеми сумками. Соседями нашими по автобусу оказалось несколько человек из Узбекистана, которые приехали в Европу учиться менеджменту и бухгалтерскому делу, а теперь зачем-то ехали в Амстердам. Мы с ними немножко поболтали, потом я по традиции дождался полуночи, посмотрел вслед удаляющемуся Парижу и постепенно уснул…